Why am I getting rejected?

ounceoftruth English ,

Introduction 

My friend Andrew – a young software engineer, has found himself on the receiving end of his employer’s “workforce reduction” act recently, along with thousands of other industry professionals. Had Andrew found himself in an analogous situation just a few years ago, he would have been instantly stalked by hordes of recruiters, all pitching the virtues of their companies to him. 

This time it’s different: not only does Andrew not see recruiters lining up to secure an interview with him as they previously used to, but he’s also been ghosted and rejected a few too many times recently. And even though not passing an interview isn’t something unheard of (quite the contrary), failing to secure an interview for a position to which he believes he would be a great fit, has come as a surprise, to say the least. What’s worse, those rejections oftentimes come before he’s got a chance to speak with a human being.

It happens so often that I can’t just discount it as a fluke anymore: I spend 30 minutes filling out a web form, attach my resume and shortly thereafter (sometimes minutes) I receive an automated response telling me that “after careful consideration” the company has decided “to move forward with other candidates”. WTH?!

Right. It’s frustrating.

So, what’s going on? 

There could be several reasons for the observed phenomenon. Today we shall briefly discuss just a few, listed below and ordered from the most obvious one, down to the most obscure. Sadly, I have seen them all play out in real life at one point or another. Let’s begin.

Your resume is weak 

Getting the most obvious thing out the way first: your resume matters. And while conventional wisdom emphasizes experience and education as key factors making the first impression, oftentimes it is the subtleties which end up making your resume red-flagged. A comprehensive discussion of resume writing and its importance in the software industry would be the topic of a separate discussion. Here I should only mention a few lapses I’ve seen most often when reviewing candidates’ resumes. Those are the tone of your resume (formal, professional or casual), clarity of content (cogent and concise or wordy and long-winded), as well as grammar and spelling (no, you can’t have spelling mistakes in your resume for any reason). If your resume has several red flags, you should expect more rejections – most commonly, from the hiring managers.

Automated engine found no match 

The job board on which you applied could be running a “qualification engine” on their back end, which, in theory, should be able to help employers match qualified applicants to the jobs they post. Depending on how sophisticated they are, those engines may end up filtering out perfectly qualified applicants, due to a mismatch between “hard requirements” set by the employers, and the answers provided by the applicant. For example, unbeknownst to you, the employer could’ve made working from the office at least three times a week a hard requirement. Now, if, when filling out the application, you indicated that you’d prefer working remotely, it could’ve triggered an automatic rejection. Note that in cases like this you’d receive a rejection response almost at once.

Recruiter found no match 

Recruiters in big companies oftentimes work with multiple engineering managers at a time, all of whom outline their requirements for the qualifications they look for in potential candidates. That doesn’t make recruiters’ lives any easier, given the abundance of technical lingo in the field of software engineering. As with any profession, recruiting has its own share of unscrupulous individuals, who would not invest the time it takes to establish the necessary baseline of understanding in the field, but rather would run a pure lexical word-by-word match of your resume with the terms they learned from the hiring managers. 

For example, if the position is looking for a software engineer, who has experience in Virtual Networks, and you happen to have spent your entire career doing just that in Amazon Virtual Private Cloud (VPC), don’t be surprised if some recruiters will reject you expeditiously, despite your background being a perfect fit. That is, of course, unless your resume has the keyword they are looking for (that is, Virtual Networks), or you’ve had a chance to talk to the recruiter in person.

Hiring manager found no match 

Once your resume has been vetted by the recruiter, your resume may be automatically shared with the respective hiring manager for a simple ‘yes’ or ‘no’ determination. There your resume could be dismissed as “not meeting the bar” because it has multiple red flags (see the section about resumes) or because of a variety of other factors, like the abundance of other candidates, and the hiring manager’s own busy schedule. If your resume is the only one in the pipeline, it will most certainly be given the benefit of the doubt. If it is one of a few dozens of others – not so much.

Hiring manager had no intent to hire 

Typically, hiring managers are incentivized to hire: when their team grows, more work is done, and when more work is done it helps their own promotion case. However, things become complicated if the hiring manager is having a tough time, overwhelmed, has decided to switch teams or is otherwise on their way out. In any of those situations, chances are that your resume will not get the attention it deserves. In most extreme cases, the hiring manager may neglect their hiring pipeline altogether.

Position has been filled 

While applying on 3rd party boards would make this more likely, even companies’ own job boards occasionally list positions which have already been filled (“zombie positions”). There could be multiple reasons why that could happen – the most common one of which is the lag between the time when the candidate accepts the offer and when they start working for the company. While the former would coincide with the effective hiring pause, the latter would cause the position to be taken down from the job boards. It could take weeks (sometimes, months) for the hired candidate to join the company, during which time recruiters would sometimes automatically reject anyone who applies.

Position has been canceled  

The company with whom you are applying could be undergoing a reorg, causing a massive turmoil in the headcount. Those reorgs could result (among other things) in closure of the existing positions (aka requisitions, or simply “reqs“), or their replacement with new ones. You could’ve been among the unlucky ones who applied to the old req, which got canceled.

Position must stay open due to company policies 

Big companies’ hiring practices (especially, those of the big corporations) are routinely scrutinized for their fairness. To pass the scrutiny and ensure fairness of the hiring process, companies implement various internal policies. A common requirement at some companies is that more than one candidate should be interviewed for a given position. Depending on the metric the company is trying to optimize they may be looking for a candidate who belongs to a particular underrepresented group. If that is the case, the position will remain open for however long it takes them to find such a candidate, and your resume will be deprioritized if you did not identify with the underrepresented group.

Position must stay open due to government regulations 

Sometimes companies open positions because they must do so to meet government regulations. For example, a temporary visa holder, currently employed by the company, could be seeking permanent status in the US (aka Green Card). If the company decides to sponsor permanent residentship  for the said employee (which is quite common), they will have to meet a litany of requirements, outlined by the USCIS. One such requirement is to show that the company could not find a qualified US citizen for the position, for which they are currently employing a foreigner, and for whom they are sponsoring permanent residentship.

In this case the immigration department will ask that a job opening is created, outlining requirements matching those of the position currently occupied by the employee seeking permanent status. The position will remain open for as long as required by the government regulations (typically, 60 days), during which time the company must consider all the US citizens who apply for it.

The net effect if it is two-fold. First, if you are not a US citizen, and you somehow made it clear in your application, your resume will be thrown in the trash bin right away. Second, if you are a US citizen, then the immigration attorney will make every effort possible to disqualify you based solely on your resume. A simple keyword from the job description, missing from your resume, could be reason enough to disqualify you.

In rare cases, if the immigration department believes that disqualifying you solely based on your resume will not pass the scrutiny of a potential audit, they will schedule a quick interview with you. Remember, the company has no intent to hire you (or anyone) for this position. Thus, the interview has only one goal: to find a reason, not readily apparent from your resume, to disqualify you.

Conclusion 

This is by no means a comprehensive list but should give an idea of the many reasons, which could explain some of the rejections in the hiring process. Whatever your situation is, first make sure you are not making things worse with your resume being flagged for poorly written content. Once you’ve done that, chances are that you will experience your share of rejection, which should come as no surprise, given the massive lay-offs we’ve seen recently. Don’t despair: most of those rejections aren’t about you, and eventually your time to brag about your new gig will come. 

 

Эрез умер, его больше нет

ounceoftruth Russian

Я знал, этот день придет. Зная, что буду писать этот некролог, но не мог решить, на каком языке. На английском – ведь так больше охват, или на иврите – на котором мы с Эрезом общались?

Сегодня же, узнав о том, что Эреза не стало, я пишу по-русски, не задумываясь, ибо так и только так я могу хоть в какой-то мере выразить то, что думаю и чувствую здесь и сейчас, – нешаблонно, личностно и без перевода…

Эрез знал, что он уходит, и не это делает его уникальным, а то *как* он уходил, зная, что ему осталось несколько лет, потом несколько месяцев, недель, дней…

Понимая, что осталось немного, свой последний год Эрез посвятил людям, которые были для него по-настоящему важны: он организовывал мероприятия и встречи и был тем самым стержнем, так необходимым всем, кто приходил в его крошечный домик на окраине Редмонда.

В сентябре этого года, посмотрев на результаты анализов, Эрез понял, что не доживет до Нового Года, о чем и оповестил своих друзей, дав каждому возможность встретиться с ним лично, несмотря на тяжелую болезнь и неимоверную усталость.

Именно во время нашей последней встречи я узнал, что Эрез не оставит дату своей кончины на усмотрение высших сил, а намерен уйти в день и час, который он сам для себя выберет.

Методичность, с которой он подошел к планированию своей кончины, поражает воображение. Будучи неизлечимо больным, он, пройдя все необходимые тесты, получил разрешение на официальную эфтаназию. В качестве критериев, необходимых для установления конкретной даты своего ухода, он выбрал три:

  1. Снижение когнитивной функции. Невозможность отвечать за свои действия, и, как следствие, неизбежный распад личности были для него антитезой самой жизни.
  2. Нестерпимые боли и невозможность купировать боль обычными средствами. Жить на опиоидах Эрез считал неприемлемым.
  3. Непрекращающаяся усталость. Жизни в полумраке забытья для него не существовало.

В последние дни все три критерия сошлись… Постоянные невропатические боли, непрекращающаяся усталость и разум, который стал его покидать.

Во вторник, первого ноября, Эрез написал, что ему осталась неделя, и, соответственно, датой своей кончины он назначает 9-е ноября. Сегодня, 6-го ноября, я собирался сказать ему свое последнее «прощай». Долго думал, не зная как это сделать, зашел на его страницу и увидел вот это:

Я назначил последнюю встречу нашего клуба на 6-е ноября и перенес дату своего ухода на тот же день, сразу после этой встречи. Я не хочу, чтобы близкие мне люди продолжали смотреть на мои страдания. Зная, что мне осталось четыре дня, я переношу свою кончину с 9-го на 6-е ноября. Я принял это решение два дня назад, и с нетерпением жду этого исхода.

Я никогда не смогу сказать ему то, что собирался сказать сегодня:

Эрез, ты был непростым человеком, как и положено всем неординарным людям. Ты прожил короткую жизнь, но наполнил её тем содержанием, которое выбрал сам, не пытаясь ни на кого походить и не оглядываясь на окрики тех, кому твоя жизнь казалась «неправильной». Даже своим уходом ты служишь предметом для подражания: методичностью и неподкупностью, прямотой и целеустремленностью выбора своего последнего пути ты показал всем нам пример настоящей любви к жизни, а не её суррогатам. Ты показал нам, что значит жить «до последнего». Ты был поистине автором своей жизни, и остался им, сам подведя под ней черту. Ты выбрал день, который навсегда будет связан с твоим именем, и я ни тебя, ни этот день не забуду.

Прощай, Эрез…
6.11.2022

Петербург: тридцать лет спустя

ounceoftruth Russian

Предисловие

Раз в пять лет – именно с такой периодичностью я появляюсь в Петербурге. Раз в пять лет я собираю друзей с целью заново пересчитаться, помянуть тех, кто не снами – в прямом смысле, и вспомнить тех, кто не с нами – в переносном. Раз в пять лет я задаю тем, кто рад меня видеть, одни и те же вопросы:

  • Что вы помните о человеке, который сидит перед вами?
  • Кто повлиял на вашу жизнь тогда, в школьные годы? И, главное, – почему?

Раз в пять лет я получаю разные ответы – возраст делает своё дело. И этот приезд не был исключением.

А ещё каждые пять лет в Россию приезжает другой Игорь. Вырвавшийся из тисков армейского безумия 24-летний студент в 1997-м, готовый идти километры пешком, чтобы не заплатить лишний доллар, всегда готовый к вызову и страстно желающий быть услышанным совсем не похож на сорокасемилетнего ветерана из номера «люкс», давно переставшего смотреть на окружающих через призму «успешности» и то и дело задающего непростые вопросы…

План посещения

Иммерсивные представления

Если в прошлый визит «квесты в реальности» были одним из лейтмотивов развлекательной части программы, то на этот раз к ним добавилось модное ныне слово «иммерсивный», что, применимо к квесту, предполагает участие актеров и делает его еще более реалистичным. Бегство от Джека-Потрошителя в Иммерсивном Театре на ул. Миллионной – хороший тому пример.

Иммерсивное представление «Вернувшиеся» по пьесе «The Ghosts» Хенрика Ибсена, будучи хитом сезона, тем не менее, оставило странные ощущения чего-то незаконченного. Двухчасовой спектакль, где актёры играют, мигрируя из комнаты в комнату среди толпы зрителей, несомненно смотрится необычно, но работа актёров и режиссура – явно требуют доработки.

Рестораны

Рестораны продолжают поражать обилием блюд и качеством обслуживания. Меню – размером с «Капитал» Маркса, интерьер, продуманный до мелочей, и официанты, как будто сошедшие с подиума – всё это скорее норма, нежели исключение в среднем ценовом диапазоне.

Вид на Исаакиевский Собор из ресторана “Мансарда”

Город

В этот раз не ставил цели посетить как можно больше достопримечательностей. Посещал только то, что по опыту знал – останется в памяти: поднялся на Исаакий, трижды был в Петропавловской Крепости. Ни Эрмитажа, ни Русского Музея: за последние пятнадцать лет, побывав там три раза, затрудняюсь вспомнить хоть что либо, за исключением картин Ван Дейка и Ван Айка. Так что в этот раз – только Музей Политической Истории, Музей Истории Религии и т.п. Всё – выше всяких похвал: очередей почти никаких, терминалы самообслуживания кругом, принимают к оплате все, что умещается в карман, досматривают оперативно, никто не хамит, даже бабушки в гардеробе.

Петропавловская Крепость

Внеплановые мероприятия

С 2010-го года останавливаюсь в гостинице «Советской», от которой больше километра до любой станции метро. Тогда – зачем, спросите вы? Отвечу: затем, чтобы дважды в день неизменно идти по тому маршруту, которым я шел 30 лет назад, когда, повернувшись спиной к Фонтанке, я отправился по Лермонтовскому проспекту в направлении своего дома на ул. Декабристов в последний раз, чтобы в том же костюме улететь в никуда, и в этом мне тогда виделось величайшее благо…

И вот, тридцать лет спустя, я смотрю в окна 4-го этажа и вижу там свет. Зайти?!  

Звоню в домофон. Нет ответа. Звоню в соседнюю квартиру, прошу открыть, ни на что не надеясь, и вот – удача – открывают входную дверь…

Захожу… Ловлю себя на мысли, что сразу зайти не могу – сначала надо оглядеться и удостовериться, что в подъезде никого нет, держа входную дверь приоткрытой и медленно толкая внутреннюю дверь – так всегда делал маленький Игорь, боясь больших пьяных дядей, справляющих нужду в нашем подъезде.

По лестнице вверх иду, не держась за перила: так строго-настрого наставляла бабушка, ведь в тёмной парадной на перилах может быть всё, что угодно; бабушка говорила – бандиты там бритвы вставляют, специально, чтобы дети руки порезали, а маленький Игорь всегда слушался бабушку.

Мимо квартиры на 3-м этаже иду, ускоряя шаг, ведь там живёт Жанна-наркоманка, а бабушка говорила, что наркоманы детей похищают.

Подхожу к четвертому этажу и сразу звоню в дверь, ведь на чердаке, что на 5-м, могут быть бомжи, от которых ожидать можно чего угодно, поэтому звонить надо сразу, чтобы, в случае чего, из взрослых кто-то успел выйти.

Захожу в квартиру… В глаза бросается советский электрический счетчик, бесперебойно работающий с тех пор, как я себя помню. Длинный коридор коммуналки, который надо пройти как можно быстрее, почти бегом, ведь во второй комнате живет мрачная старушка, недавно выписанная из психдиспансера, и одно её появление, сопровождаемое извечным «мальчишечка пришёл, хе-хе-хе…» наводило какой-то неописуемый ужас.

И вот я на пороге той самой комнаты, где стояли встык – моя детская кровать и родительский диван, где каждый скрип передавался без помех, где каждый чих будил всех и сразу, и где я знал, какие половицы скрипят, а какие – нет, ибо только по тем половицам, что не скрипели, можно было уйти ночью из комнаты и спрятаться в туалете, чтобы там покашлять, не разбудив родителей.

И вот теперь, подходя к окну, открывающему вид на желтую, глухую стену дома напротив, какое-то сдавленное чувство безысходности на мгновение накрывает, как-будто маленький Игорь, опять подхвативший грипп, смотрит в покрытое инеем окно и понимает, что впереди нескончаемая череда горчичников, банок и лекарств, пропущенная школа, уроки, которые придется наверстывать, а тело ломит от вируса, тоски и злости на самого себя: ведь грипп – он от того, что на морозе бегал, – так всегда говорили взрослые.

Послесловие

Я совсем не помню названий улиц, даже тех, что не менялись с советских времён. Но каким-то магическим образом я помню некоторые маршруты и могу следовать им без карт, GPS-ов и подсказок. Я помню, как дойти от улицы Декабристов до Исаакиевского Собора, а оттуда до Невского Проспекта. И почти каждый день я так и иду.

И еще я останавливаюсь у школы по дороге к площади Труда. Зачем?

  • Я хочу вернуться туда сегодняшним.

Я хочу вернуться назад и сказать:

  • Да, я тоже хочу с вами в поход!

Я хочу вернуться назад и не делать вид, что мне не интересен футбол. Я хочу снять пальто, несмотря на мороз, не боясь простуды, и крикнуть:

  • Да, я тоже люблю футбол!

А еще я иду от школы до дома на улице Декабристов и по дороге всегда захожу в Писаревский садик. Восемь лет мы заходили в этот крошечный сквер по дороге домой – с Сережей, Вовой и Валерой. По дороге в сквер мы заходили в булочную и за четыре копейки покупали четвертушку ржаного хлеба, которую тут же делили на четверых. А если не хватало денег, мы стреляли у сердобольных тётенек «двушку – позвонить».

Помнится, в 1986-м паводок был такой, что сквер превратился в пруд. На пруду том валялось несколько досок, из которых мы тут же соорудили плот и отправились на нём в плавание, «играть в Робинзона Крузо»…

И вот через тридцать лет я спрашиваю: «что вы помните о человеке, который сидит перед вами?»

«Уважали тебя все за то, что не зазнавался никогда и всегда за одно с нами отрывался» – говорит человек, который никогда не бросался словами. «Правда?» – спрашиваю недоверчиво. «Точно» – говорит – «Святая правда. А что, не веришь?». Почему же, верю, теперь – верю. Вот бы вернуться назад и тогда – поверить.

«Как же, – отличник, сидишь такой, и у тебя все хорошо» – уверяет статная дама. «Неужели? Прямо все хорошо?» – удивляюсь. «Ну да, разве не так?» ­– спрашивает. Так, наверное. Вот бы вернуться назад и – осознать.

«Нравился ты мне очень.» – мгновенно отвечает совсем не выглядящая на свой возраст, всегда отличавшаяся олимпийским спокойствием женщина в белом, как будто ждавшая этого вопроса. «Да?…» — ошарашенно переспрашиваю я, лихорадочно перебирая в памяти всё, что связано с этим человеком – «Как же я не замечал?» «Ты много чего не замечал.» – быстро находится женщина в белом. Да, наверное, она права.

Вот бы вернуться назад сегодняшним, вернуться и начать – замечать.

Спасибо, друзья!

Конец.

Пиши-читай или проснись и пой (№2)

ounceoftruth Russian ,

В первой части данной статьи упоминались ряд когнитивных способностей, развитие которых в достаточной степени является необходимой предпосылкой для выработки навыков письма. Рассмотрим подробно одну из них: «регуляция позных компонентов».

Как известно из учебника по физиологии, одной из основных задач «позной» деятельности мышц является удер­жание нужного положения звеньев тела в поле силы тяжести. Та же активность требуется и для удержания положения тела при локомоции, в том числе и в повседневной деятельности. Вдумайтесь, к примеру, почему резкое движение руки не вызывает у здорового человека нарушения равновесия; именно потому что произ­вольному движению руки предшествуют такие изменения в системе регуляции позы, которые и обеспечивают нейтрализацию последствий движения.

В качестве примера, можно попробовать положить на вытянутую руку толстую книгу и далее попросить помощника эту книгу быстро с вашей руки снять. Обратите внимание на неизбежное движение кисти вверх – позные компоненты не успевают сработать со скоростью, необходимой для поддержания равновесия. Далее, попробуйте тот же опыт, но теперь в качестве «помощника» будет выступать ваша вторая – свободная – рука. Никакого движения кисти в этом случае не происходит – позные компоненты срабатывают вовремя.

Вернёмся к письму. При обучении письму у детей дошкольного возраста проблема позных компонентов выходит на передний план. Как показывают исследования (см. Безруких М. М. «Педагогическая физиология»), у 35% детей 6-7 лет механизмы нервно-мышечной регуляции и моторного контроля сформированы недостаточно для качественного обучения письму. Что же касается детей 3-4 лет, то в этом возрасте моторный контроль и связанная с ним регуляция позных компонентов не сформированы настолько явно, что, за редким исключением, представляют собой непреодолимое препятствие для развития остальных навыков, необходимых при письме.

Для более наглядной демонстрации того, что может испытывать ребёнок, функционально не готовый к предъявляемым требованиям, попробуйте приподнять правую ногу, и вращая ногой по часовой стрелке, напишите на листке бумаги своё имя. Продолжайте, покуда нога не перестанет менять направление движения, а ваше имя на листе бумаге не станет каллиграфически чисто выведенным.

Игнорирование последнего чревато формированием впоследствии физиологически неадекватного механизма письма, крайне некачественного и в дальнейшем поддающегося коррекции с колоссальным трудом.

Кроме того, «продавливание» недостижимого в 4-х летнем возрасте учебного навыка чревато последствиями, выходящими далеко за рамки обучения. Способность противостоять натиску предъявляемых ребёнку требований крайне разнится – от вполне здоровой отстранённости, ввиду высокой стрессоустойчивости, до вполне ожидаемых учащающихся стресс-реакций: скачков настроения, отказа от привычных видов деятельности, а чаще – устойчивого антагонизма к процессу обучения как таковому.

 Продолжение следует…

Пиши-читай или проснись и пой (№1)

ounceoftruth Russian ,

В своё время, я уже выкладывал некоторые материалы, относящиеся к вопросам детской возрастной физиологии.

Хочу продолжить эту тему и остановиться на следующих двух вещах:

  • Проф. пригодности преподавательского состава в ранних дошкольных учреждениях
  • Системном понимании факторов, лежащих в основе обучения письму на ранних этапах развития

Учитель, кто ты?

Если вы – родитель, принадлежащий к категории upper middle class, то можно с уверенностью сказать, что вам не всё равно, кто в ваше отсутствие берёт на себя задачу преподносить вашему чаду основы грамоты. Некоторым родителям, хотя и не всем, будет даже свойственен некоторый пиетет в отношении преподавателей с «педагогическим» образованием. Предполагается, что «педагогическое» включает в себя все необходимые навыки работы со «стандартными учащимися», а также «сложными случаями», как-то: трудными подростками, детьми, отстающими в развитии, и т. п.

Ну и уж во всяком случае, «очевидно», что «профессиональный педагог» всяко знает, как преподнести такую простую тему, как обучение грамоте или письму. В этой связи, хочется сразу процитировать профессора М. Безруких (см. Безруких М.М, «Возрастная Физиология»):

«Анализ показал, что в квалификационной характеристике выпускника педагогического ВУЗа нет ни слова о знании особенностей развития ребенка, учете этих особенностей при организации учебного процесса, дифференциации обучения и т.д. Система знаний о ребенке, которую получает будущий педагог в процессе обучения в вузе и колледже, минимальна, и это определяет многие проблемы, с которыми сталкиваются и он, и ребенок.»

Далее, важной отправной точкой в понимании вопроса проф. пригодности является следующее положение:

Ни о каких стандартных методиках массовому обучению детей чтению и, тем более, письму в возрасте до 5-и лет речи не идёт. Т.н. учебные материалы, используемые в детских дошкольных учебных заведениях – есть наспех, а чаще вообще неадаптированные версии школьной программы 1-го – 2-го класса.

Вышесказанное означает, что обучение детей дошкольного возраста таким комплексным навыкам как слитное чтение (не простое заучивание букв) и, тем более, слитное письмо, не говоря уже о письме курсивом, требует сугубо индивидуального подхода. Или, как пишет проф. Безруких:

«Без знания основных закономерностей физиологического развития, понимания специфики развития мозга и познавательного развития невозможно ни определить задачи обучения, ни выбрать адекватные формы и методы обучения, ни разработать систему адекватных требований и критериев оценки учебной деятельности.»

В сложившейся же де-факто ситуации мы часто наблюдаем следующее:

  • Преподаватель, не обладая необходимыми знаниями ни в вопросах возрастной физиологии, ни в особенностях детского онтогенеза, не в состоянии определить адекватных задач обучения, ограничиваясь целями, заведомо недостижимыми для одной категории учащихся, или недостаточными для другой
  • Не имея понятия о конкретных характеристиках отдельных этапов развития, преподаватель почти всегда не в состоянии грамотно поставить вопрос о возрастной норме и уж тем более варьировать её в зависимости от сущностных возрастных преобразований той группы детей, с которой преподавателю доводится сталкиваться

Результатом деятельности преподавателя, не обладающего необходимым арсеналом средств работы с дошкольниками и пониманием нюансов развития, в лучшем случае будет являться стагнация учебного процесса для большинства учащихся. Данная ситуация усугубляется также тем, что преподаватель зачастую:

  • Отказывается воспринимать обратную связь. Не видит (и не желает видеть) неэффективности своей работы
  • Стагнацию процесса обучения воспринимает как чью-то чужую недоработку, но не свою неспособность адекватно донести материал до части детей
  • Проявляет агрессию и авторитарность в общении с родителями (следствие п. 2)
  • В особых случаях, склонен прямо или косвенно винить самого ребёнка в недостаточных «успехах», ссылаясь на «недостаток усидчивости», и т.п.

 

Что есть навык письма?

Прежде чем ответить на данный, казалось бы, простой вопрос, стоит спросить, а что есть навык игры в шахматы? А навык управления автомобилем?

Если в случае с шахматами или автомобилем большинству понятно, что ни то, ни другое не является отдельно взятым навыком, а скорее, представляет собой набор многих навыков, выработанных с единой целью, то в случае с чтением или письмом ситуация – принципиально иная. По каким-то причинам, способность читать и писать воспринимается как атомарный и неделимый навык, вырабатывать который можно и нужно множественным, и зачастую принудительным повторением одних и тех же действий

Нередко приходится наблюдать как малолетние дети (около 4-х лет), не могущие ни поймать мяч средних размеров, ни, тем более, попасть теннисным мячом в цель, старательно пытаются выводить буквы курсивом под радостные (или порицающие) комментарии преподавателя…

Итак, для успешного обучения навыку письма требуется достаточное и одновременное развитие следующих когнитивных навыков:

  • Анализ и синтез пространственных стимулов
  • Регуляция и контроль статических действий (регуляция позных компонентов)
  • Зрительно-моторные координации
  • Осязательная кинестетическая чувствительность
  • Моторная память
  • Нервно- мышечный контроль сложнокоординированных движений руки
  • Мышечная интеграция
  • Организация, регуляция и контроль произвольных движений
  • Избирательное внимание
  • Рабочая память
  • Зрительное восприятие
  • Пространственное восприятие
  • Зрительная память

Недостаточность в любом из вышеуказанных навыков может серьёзно затруднить или вовсе сделать невозможным выработку навыка письма. К примеру, неспособность повторить представленную последовательность символов (букв) может быть результатом ряда факторов:

  • Нарушения функции синтеза пространственных стимулов, когда взаимное расположение объектов в пространстве не отражается в полной мере адекватно в сознании ребёнка, и, следовательно, никак не может быть отражено на бумаге
  • Нарушения «произвольной регуляции», относящейся к категории «исполнительных функций», когда ребёнок не владеет в полной мере навыками, необходимыми для произведения действий, вербально обозначенных ему извне
  • Не вполне развитым нервно-мышечным контролем кисти, физически не позволяющим ребёнку произвести двигательные действия, необходимые для начертания символа
  • Недостатком избирательности внимания, приводящим к рассеиванию внимания в процессе воспроизведения символьной последовательности

Важно помнить, что тот или иной тип недостаточности в одной или многих составляющих письма – абсолютно нормальное и физиологически обусловленное состояние на дошкольном этапе развития.

Сложности же возникают, как правило, в результате необоснованных требований, предлагаемых к ребёнку на этом этапе, в особенности если таковые требования подкрепляются социальным или иным давлением со стороны значимых для ребёнка лиц.

Роль учителя в таких ситуация – столь же критична, сколь, зачастую, пагубна. Сложившаяся реальность дошкольного обучения такова, что учитель не только не в состоянии оценить какой из базовых навыков может служить причиной замедления в процессе обучения письму, но и во многих случаях активно сопротивляется необходимости проводить подобную работу.

Продолжение следует…

Возрастная физиология о детском дошкольном развитии

ounceoftruth Russian

Мой дорогой друг, Boris Gerstein, узнав о моих изысканиях в вопросах раннего детского развития, обратил мое внимание на работы, проводимые в Институте Возрастной Физиологии под руководством академика Безруких М.М.

В частности, в институте исследуются вопросы т.н. “раннего чтения”. Из доклада Безруких М.М “Современный дошкольник. Мифы и реалии развития”:

“Я хотела бы вам доказать, что формирование навыков письма и чтения в 3-4 года, когда мы сегодня начинаем от ребёнка это требовать, и создаёт систему неадекватных требований…”

С докладом можно ознакомиться здесь. Вырезка, относящаяся к вопросам раннего чтения здесь.

Надо признаться, я даже несколько удивлён тем, насколько мои наблюдения соответствовали результатам нейрофизиологических исследований института возрастной физиологии.

Ваш ребёнок – гений?

ounceoftruth Russian

Если – да, поздравляю вас! Со всей определённостью, этот пост вам покажется малоинтересным.  Всем остальным – глубокий вдох, и… начнём, пожалуй.

Зэвик попал в подгруппу отстающих в своей возрастной группе, вместе с полдюжины других детей. Да, да, я знаю: «у нас нет отстающих» и «дети развиваются по своему сценарию»; суверенное право каждого решать, будут ли подобные аргументы призывом к действию или же оправданием бездействия.

Итак, Зэвик – в группе отстающих. Что делать? Сегодня решил посетить уроки русского языка и математики, дабы составить какое-то представление о сути происходящего. Присутствовал на обоих уроках: для «старших» академиков (четверых) и для «отстающих» (всех остальных – семерых).

Урок для старших академиков

Наблюдения

  • Старшие академики опережают отстающих по уровню развития исполнительной функции. Некоторые опережают очень заметно: они усидчивее, уверенней отвечают на вопросы, на которые знают ответы, и редко выпадают из контекста.
  • Знания, выявляемые на уроке, распределены абсолютно неравномерно: кто-то хорошо знает алфавит, и абсолютно не понимает смысла арифметических операций, кто-то – наоборот, усиленно пытается ответить на вопрос, сколько будет «0 + 1» и «плавает» в названиях букв.
  • Никто не знает алфавита целиком, и никто не может читать по слогам – даже наиболее простые конструкции («ка», «ку», и т.п). Чтение слогов заключается в повторении первого слога соответствующих слов, типа «корова» и «капуста» за преподавателем.
  • Вопросы преподавателя отвечаются кем-либо одним из детей, и повторяются остальными – автоматически, не вникая в смысл поставленного задания.
  • Задания по арифметике, приведённые в раздаточных материалах, находятся за пределами возможностей детей. Ни один из них не был в состоянии осмысленно ответить даже на первый вопрос («0 + 1 =»); все ответы были пририсованы при непосредственном участии преподавателя.

Урок для отстающих

Дети в группе для отстающих колоссально разнятся по уровню языковых и аналитических навыков. В то время как некоторые дети строят развернутые сложноподчиненные предложения,  другие владеют структурными языковыми связями (словообразовательными формами, и т.п.) едва достаточными для построения простейших конструкций (подлежащее + сказуемое + дополнение).

Наблюдения

  • Определить кто и в какой мере владеет базовыми навыками счёта или чтения не представляется возможным: все дети отвечают на вопросы одновременно и повторяют друг за другом или за преподавателем.
  • Задания, предлагаемые в этой подгруппе, большинством детей решаются с привлечением навыков отличных от тех, на выработку которых было рассчитано задание. К примеру, обход лабиринта согласно последовательности цифр от 1-го д 10-и на поверку является попросту обходом пространства лабиринта, без относительно какой-либо цифровой последовательности.
  • Попытки создать у детей семантические связи между символом (буквой «Т») и звуком (в произносимом слове, например «тарелка») выглядели абсолютно бесплодными. Со всей очевидностью, никто из детей подобной семантической связи не уловил.

Общие соображения

  • Повторение правильных ответов за преподавателем или за другими детьми не работает эффективно для основной массы детей; семантические связи не строятся, мотивация к дальнейшему обучению не создается.
  • Около половины детей в группе отстающих вообще не принимают участия в уроке: не проявляют интереса к предлагаемым заданиям, на вопросы отвечают невпопад или же попросту уходят с урока под каким-либо предлогом.
  • Длительное пребывание ребёнка в группе отстающих чревато дальнейшим торможением развития языковых и психомоторных навыков, а также социальных связей – в результате отстранения его от своей возрастной группы.

Основные выводы

  1. Предлагаемые в качестве основных параметры обучения, как то –  знание алфавита и элементов устного счёта представляют собой разновидность конкретного узкоспециального или предметного навыка. Как показала практика, это – не работает; за годы (!) ежедневных занятий алфавитом, большинство детей не освоили и малой толики предоставленного им материала.
  2. Как это обычно бывает, предметный навык вырабатывается метапредметными средствами, то есть средствами, позволяющими решать задачи, относящиеся к разным дисциплинам. К примеру, для обучения навыку чтения по слогам необходимо наличие устойчивой ассоциативной связи символ-фонема (метапредметный навык). Однако, как показывает практика, ожидать устойчивой ассоциативной связь между абстрактными символами (буквами алфавита) и предметными образами или, тем более, бестелесными понятиями, как-то звук (фонема), слог, и т.п. у детей 3-4 лет не приходится.
  3. Как это часто бывает, в виду непредсказуемых особенностей развития, часть детей может обладать способностью оперировать символьными образами уже к 4-м годам (или ранее), тем самым предоставляя “почву” для развития методик, вроде тех, о которых было упомянуто выше. Для общего же случая общеобразовательные методики, делающие упор на узкоспециальный навык, остаются непригодными.
  4. Вдогонку к упомянутому ранее, методической основой подхода к обучению в столь раннем возрасте должно являться не зазубривание символов, а установление межпредметных связей, как то: способность отделять частное от целого, группу от подгруппы, нахождение общих признаков (паттернов) среди предметов и групп предметов, повышение общей осведомлённости, а также построение структурных языковых связей и словообразовательных форм.

Возможные решения

  • Не делать ничего – все дети разные, и каждый развивается в своём темпе.
  • Каждому родителю – усиленно заниматься со своим чадом, дабы вывести его на уровень «четвёрки лидеров».
  • Устроить воскресную школу для отстающих детей. Родителям предлагать уроки в режиме ротации.

Ваши мнения?

ВАШ РЕБЁНОК – БИЛИНГВ?

ounceoftruth Russian

Да? Тогда – поздравляю вас. Из имеющегося онтолингвистического арсенала вы выбрали наиболее правильный в вашей ситуации подход, будь то «один родитель – один язык», или «язык семьи – язык школы», и т.п. Сами вы владеете языком общения со своим ребёнком на уровне родного, что позволяет вам в полной мере применять весь арсенал языковых средств – от свободного создания любых морфосинтактических форм до интуитивного модулирования интонации – с целью передачи всего богатства смыслов: от тонкой иронии и едкого «подкола», до квазилитературного пафоса.

Вы прошли непростой путь, грамотно и твёрдо привнося всё новые языковые коммуникативные элементы в своём общении с ребёнком – прямо с рождения, и это принесло свои плоды. Сегодня вашему ребёнку восемь лет, и он/а в равной мере владеет двумя языками. Усложняющаяся синтактическая структура речи позволяет вашему ребёнку строить развёрнутые монологические высказывания, а его владение лексико-грамматическими и фонетико-интонационными парадигматическими связями позволяет вашему ребёнку осмысленно относиться к тончайшим нюансам речи – во всём их многообразии.

Вы – исключение

У большинства из нас успехи на поприще создания условий для развития билингвизма – намного скромнее. Стоит лишь отметить, что имеющиеся на сегодня формальные исследования показывают, что около 25% детей, выросших в семьях билингвов, сами билингвами не становятся. Учитывая, что подобные сведения обычно получаются, в основном, из опросников, которые заполняют сами родители, есть основания полагать, что данная цифра (25%) сильно занижена.

Мой опыт подсказывает, что способность большинства родителей осмысленно и объективно оценивать речевое развитие своих детей…требует дальнейшего развития. Нередки случаи, когда ребёнок-подросток, по словам родителей, «прекрасно говорит по-русски», а на поверку едва ли в состоянии составить синтактически грамотное предложение из более чем двух слов. Также приходится регулярно встречать случаи «хорошо понимающих по-русски» детей, которые вообще не могут разобрать смысла непосредственно к ним обращённой простейшей фразы.

Способы формирования билингвизма

Почему так получается? Для начала, давайте разберёмся с понятием «билингвизма» как такового. Важно понимать, что в существовавшей до недавнего времени американской номенклатуре слово bilingual имело слегка негативный окрас, практически автоматически относя описываемого субъекта к низшей социоэкономической группе. В наше время термин приобрёл новый, но от того не менее абсурдный, окрас: bilingual называют всех носителей более чем одного языка, не заостряя внимания на уровне владения этим языком.

Для наших целей больше подходит определение естественного билингвизма, то есть одинаковое совершенное владение двумя языками, возникшее с раннего детства естественным путем в результате языкового общения в двуязычной среде.

Естественный билингвизм также можно разделить на одновременный и последовательный.

Одновременный и последовательный билингвизм

В некоторых случаях альтернативы одновременному билингвизму – нет, как, например, в конфигурации «один родитель – один язык». В случаях же, когда «семейный» (первый) язык – един, «главный» (второй) язык может вводиться как одновременно с первым, так и последовательно – после определённого возраста.

Тут мы приходим к главной теме этого поста: какой из подходов безопаснее – в плане создания оптимальных условий для развития билингвизма?

Онтолингвистические сведения

Согласно онтолингвистическим данным, способность к усвоению словоизменительных моделей русского языка ярче всего проявляется в возрасте от 2–2,5 до 3,5–4 лет, словообразовательная система усваивается наиболее интенсивно от 4–4,5 до 5–5,5 лет, а системная организация словарного запаса в языковом сознании складывается лишь к 6–7 годам.

При монолингвальном развитии, активный процесс социализации в раннем школьном возрасте приводит к дальнейшему развитию словарного запаса и усвоению всё новых языковых норм.

В случае же когда ребёнок, едва овладев базовыми словоизменительными конструкциями (склонениями, спряжениями, и т.п) попадает в дошкольное образовательное учреждения, где доминирует второй язык, типичная ситуация развивается по принципиально иному сценарию.

Опасности параллельного билингвизма

Как указывают Корепанова и др., «в наиболее ответственные периоды лингвистического развития детей-билингвов нужный языковой материал не поступает к ним в полном объеме. В этих условиях темпы роста словарного запаса заметно сокращаются, нарушается естественная мотивация для перехода на новый уровень речевого развития, что часто приводит к так называемой консервации детской речи, т.е. запускаются регрессивные процессы, которые усиливаются межъязыковой интерференцией»

И далее: «интерферирующее агрессивное влияние активно развивающегося второго языка начинает влиять на структуру речи. Могут появляться ошибки в падежах, в глагольных структурах и предложных оборотах… В этих условиях, когда «семейный русский язык» отходит на второй план, существует реальная опасность консервации детской речи со всеми своими «детскими» словами, упрощёнными синтаксическими конструкциями, ограниченным набором словаря, связанным с привычными ситуативно-тематическими параметрами общения».

И самое главное, появляется реальная угроза «демонтажа» построенных естественным путём системных языковых связей на всех уровнях: лексическом, грамматическом и фонетическом.

B. Zurer, в своей книге “Raising a bilingual child” вполне определённо и недвусмысленно приходит к такому же выводу.

  1. Do children do worse or better in either language if they wait until they begin school to learn the majority language?
    If children learn the second language before puberty, their skill in it is often the same as or better than in the first language; it is usually also comparable to the skill of children who started the second language at birth

  2. What about their accent?
    Childhood bilinguals, when they become adults, almost never have an accent that can be detected outside of a laboratory. An accent is also rarely found in those who began before age six or seven, and is still the exception for children who started learning the second language before their teen years.

  3. Can children forget their first language?
    As easily as children seem to learn a language, they seem prone to losing it at the same speed. Children can completely lose their first language amazingly quickly.

    Children under three who leave one language environment for another seem to lose the language that is “out of service” completely within a short space of time. Four-year-olds lose it only a little less quickly.

  4. What happens if i add a majority language too soon?
    If you add a majority language too soon, or without specifically providing support for the minority language, the minority language may decline prematurely—before the majority language is in position to take its place.

    During the period when the first language is declining and the second is still growing, the child might essentially have no age-appropriate language. (see the charts below)

 

Выводы

There is little motivation to have English in the home. On the other hand, there is a relatively large advantage for children’s abilities in the minority language when the majority language is not spoken in the home until elementary school.
B. Zurer, Raising a bilingual child

 

 

Петербург: четверть века лет спустя

ounceoftruth Russian

 

Предисловие

В этом году исполнится двадцать пять лет с тех пор как я покинул СССР. Тех, кто сегодня бодро идёт по жизни рядом со мной, не удивишь бегством из перестроечного «совка», как, впрочем, и последовавшей через семнадцать лет эмиграцией в Америку. Куда ни глянь – взору предстают ясные лица, горделиво несущие на себе отпечаток не дюжего интеллекта, а слух радуют годами отшлифованные речи о своей принадлежности «народу мира» и об успешной интеграции в новом обществе.

Важным атрибутом интеграции является самоотречение от всего «совкового», а мерилом успеха становится накопленный стаж отсутствия на территории бывшего СССР, подкрепляемый в таких случаях характерным неодобрительным прищуром, убедительно свидетельствующим о конгруэнтности говорящего слову и делу.

С прискорбием следует отметить, что в вопросах самоотречения я преуспел много меньше своих соплеменников – эмигрантов, а, исходя из стажа своего отсутствия на территории б. СССР, – так и вообще с большинством из них в одну лигу не попадаю.

Вот и на сей раз, проведённые восемь дней в Петербурге явно выдают во мне раба своего советского прошлого и ставят под сомнение, как мой духовный рост, так и дальнейшее восхождение к статусу «человека мира».

За прошедшие двадцать пять лет это – мой пятый приезд в Петербург, каждый из которых был, по-своему, уникален: от ларьков, распальцовок и очередей в Овир в 1997-м до общего ощущения сытости, вкупе с некоей тревожной напряжённостью 2015-го.

 

Всякое посещение сопровождалось встречами с людьми, которые окружали меня в 80-е. Кто-то с тех пор бесследно исчез, кто-то, к несчастью, умер, а кто-то просто навсегда порвал со своим школьным прошлым. Тем же, кто неизменно приходит раз в пять лет рассказать о делах своих нынешних и посмеяться над школьным прошлым – моя искренняя благодарность.

Наверное, таких людей было бы много меньше, если бы ни тонкая связующая нить из бумажных писем в 90-е, телефонных звонков раз в год в 2000-е и редких мейлов в наши дни.

План посещения

План составлялся кропотливо и бережно на протяжении многих месяцев: встречи с друзьями, заранее купленные билеты на все увеселительные мероприятия и бронь в ресторанах несомненно способствовали успеху. Упавший рубль, бесспорно, помогал материально.

Общие впечатления

За время, прошедшее после обвала Союза, в стране выросло поколение, которое принято огульно критиковать за отсутствие интереса к своей истории, незнание наследия дедушки Ленина и общую плохую образованность на почве незаслуженной сытости. Вероятно, в этом что-то есть, как и в том, что поколение, рожденное в 90-х, не приучено хамить первому встречному и отжимать 20 копеек гоп-стопом, но зато знают, почему хорошо знать английский язык, и им не требуется репетитор, чтобы запустить Google Now и в мгновение ока найти то, чего им так не хватает из-за той самой плохой образованности.

Посещение школы

Дабы познакомиться с новым поколением учащихся было решено не просто посетить школу с целью пошататься по пустым коридорам, а, по возможности, погрузиться в атмосферу учебного процесса и понаблюдать за классной динамикой. С этой целью, по договорённости с директором школы и знающими меня учителями, было решено провести урок английского языка для учащихся 10-го класса.

В качестве темы урока было выбрано следующее: “Grammar and phonetics for advanced learners of English”. Несколько слов о выбранной теме: по моим наблюдениям, вопрос владения языком (как иностранным, так и родным) стоит в одном ряду с рядом других социально значимых или культурообразующих навыков, будь то понимание основ мироздания или осведомлённость в вопросах детского воспитания.

Однако, в отличие от знаний, имеющих строго очерченную сферу применения и, что ещё важнее, конкретные средства оценки (как в первом примере), уровень владения языком таковых строгих оценок не имеет, или, во всяком случае, они явно столь не популяризированы.

Последнее неизбежно и вполне ожидаемо приводит к следующему результату, который мне приходится наблюдать с поразительной частотой:

Большинство людей, постоянно использующих иностранный язык в рабочих или бытовых целях, не имеют сколько-нибудь адекватного представления о своём уровне владения этим языком.

Одним из факторов (несомненно, далеко не единственным), который способствует такому результату является наличие колоссальных пробелов в процессе изучения языка в средней школе, которые не только не восполняются, но и, в большинстве случаев, не обозначаются в качестве факультативных тем для дальнейшего изучения.

Вот на эти пробелы я и решил указать в своей презентации. К назначенному часу в аудитории оказались оба 10-х класса. Урок шёл, в основном, гладко, чему способствовало присутствие ряда заинтересованных учащихся.

Основной вывод такой: в сегодняшнем 10-м классе уровень владения английским языком на порядок выше, нежели в 10-м классе четверть века назад. Ни один из победителей наших школьных олимпиад в 1985-1990 гг., включая автора этих строк, не мог бы стать в один ряд с доброй половиной класса сегодняшних учащихся, и это – радует.

Развлечения

Основной упор в этот раз был сделан на посещение мест малоизвестных, нестандартных и запоминающихся. Недавно вошедшие в моду «квест-румы» (escape rooms) как раз соответствовали всем упомянутым критериям.

Квесты

Вкратце, идея квеста в том, чтобы, будучи запертым в комнате (тюремной камере, гробу, и т.п) одному или с группой лиц, решить поставленную задачу, как то: вырваться из тюремной камеры, обезвредить бомбу в соседнем помещении, или выбраться из гроба.

Четыре пройденных квеста – один в одиночку, два вдвоём и один с группой из шести человек – оставили неизгладимое впечатление. Некоторые задачи сложны настолько, что возникает сомнение, что кто-то вообще может такой квест решить от начала и до конца… Однако же, с группой товарищей мы однажды прошли, попав в элитную группу из трёх команд, прошедших без подсказок и за отведённое время.

Для всех тех, кто привык свой интеллект мерить в диапазоне от 130-и и выше – от души рекомендую на такое развлечение сходить с друзьями не занятыми в сфере высоких технологий и не проходящими тревожно и украдкой тесты на IQ. Обещаю массу неожиданных открытий.

Квест «Похороненные заживо»

Думаю, один квест всё же заслуживает особого внимания. Он – единственный, который можно (и нужно) проходить одному. Предварительно убедившись, что на вас нет никаких аксессуаров, инструктор надевает на вас наручники (да, настоящие) и сопровождает с повязкой на глазах до стоящего на невысоком постаменте гроба. В этот гроб вы и ложитесь…

Крышка закрывается, раздаётся характерный грохот молотка, забивающего гвозди, и вы оказываетесь лежащим в гробу, в полной темноте, в наручниках и с повязкой на лице. Ваша задача – найти выход.

Паника наступает где-то минуты через две, когда вы осознаёте, что гроб настоящий, и, как и положено в настоящем гробу, в нём нет доступа кислорода, а температура быстро становится сравнимой с температурой вашего тела.

Паника – это естественная реакция психически здорового человека, оказавшегося в подобной ситуации. Основной вопрос: как вы – человек адекватный и собранный – проявляетесь в состоянии паники.

Ситуация отягощается тем, что через пару минут в гробу начинает реально (не в игровом режиме) ощущаться отсутствие кислорода. Вполне рациональный, а не индуцированный страх за свою жизнь может побудить вас прекратить игру, и побороть его оказывается нетривиальным…

В какой-то момент я, в поисках подсказок, отодрал ватный матрас на котором лежал и обнаружил, что под ним – сквозь плохо сколоченные доски днища – сочится воздух с пола. Засунув нос между досок и сделав несколько вздохов, я несколько заострил уже начинающее затухать сознание и смог продолжить процедуру обшаривания пространства гроба, что через минуту увенчалось успехом: был найден ключ от наручников. Однако же, как именно предлагалось открыть наручники в темноте при помощи оного ключа было совершенно не понятно.

Держа ключ в зубах, попасть в тончайшую скважину было попросту нереально. Посему, поиск пришлось продолжить. В какой-то момент, потянув за обнаруженную верёвку, удалось вытащить некий прибор, на ощупь напоминавший мобильный телефон. Включенный телефон дал возможность увидеть очертания замочной скважины в наручниках и после нескольких акробатических номеров с ключом в зубах наручники были сняты.

При помощи того же телефона удалось найти ещё несколько подсказок, однако основное его предназначение так и оставалось загадкой. В телефоне было множество контактов, телефонные номера которых никак не могли быть валидными (они начинались на 00). Поиск по входящим сообщениям дал следующее: «Если ничего не помогло, попробуй позвонить. Возьми по две для каждого из трёх и ноль в конце».

Кто или что были эти трое? Еще пять минут поиска по крышке гроба, и эти трое найдены. Осталось вычислить номер телефона. Звонок, и – не поверите – отвечает автоответчик: «Вы оказались в трудной ситуации. Если вы хотите позвонить другу и попросить у него прощения, нажмите один, … а если вам нужна помощь в решении вашей проблемы, нажмите восемь».

Нажимаю. Тот же голос долго и со знанием дела рассказывает мне о том, что могло быть для меня мотивом, приведшим к тому, что захотелось побыть заколоченным в гробу, а затем интересуется: «Чего вам сейчас хочется больше всего?».

Хм… действительно, чего? Отвечаю: «Хочу выйти из гроба». «Это – неправильный ответ», говорит автоответчик. «Хочу домой» – опять неправильно. А что же тогда? И вдруг осеняет: «Я хочу жить».

Автоответчик задумывается, а затем произносит: «Это – правильный ответ. Вспомните его в следующий раз, когда вам будет плохо», и крышка гроба с грохотом открывается…

Рестораны

Посещение ресторанов было, скорее, средством, а не целью. Средством, чтобы получить какое-то представление о людях туда приходящих. За сим побывал и в студенческой столовой, и в ресторане быстрого питания «Теремок», и в характерно стилизованном под советскую дачу ресторан «Дачники», и в ресторане «Палкинъ» на Невском.

Бабушки в валенках в столовой на Большой Морской оказались способны поглощать котлеты нежно-бирюзового цвета – не морщась, несмотря на преклонный возраст.

«Теремок» впечатлил обилием русской кухни по бюджетным ценам. За 1000 рублей были наполнены два подноса яств: от салата «Оливье» до блинчиков со сметаной. Как и положено в бюджетном месте – до соседнего столика можно случайно достать локтём, а очередь в туалет начинается от кассы.

В «Дачниках» всё – по-советски: клеёнки на столах, клюквенный морс, мультик про капитана Врунгеля, ненавязчивый сервис и лицо официанта, полное советского официоза. Еда – опять же, как на даче, незамысловатая.

Ресторан «Палкинъ»

Поход в «Палкинъ» оставил неизгладимое впечатление. Вы когда-нибудь пробовали цесарку с телячьими почками? А томленые щи с полугаром? Ну вот, тогда вам – в «Палкинъ». А вино за $20,000 вы пробовали? Я – тоже нет. Но если есть желание, то вам, опять же, – в «Палкинъ».

При виде тридцати сортов полугара возникает ощущение чего-то в этой жизни упущенного, сменяющееся холодной настороженностью при разглядывания карты вин, и не столько потому, что самое дешёвое вино стоит $2000, сколько от опасения, что случайно заказанный кусок хлеба может вылиться в сумму, за которую можно скупить весь ассортимент кондитерских изделий из булочной напротив.

Родственники

Дядя Митя в свои 78 лет очень порадовал энергией и жизнелюбием. Его внук – и мой племянник – Миша собрал компанию друзей, с которыми мы феерически завершили квест «Комедия с бриллиантами».

Прогулки по городу

Я не видел зимнего Петербурга с зимы 1989 – 1990 гг., и это сказывалось. Замершая Нева, сугробы, непроходимый гололёд и ледяная горка в Писаревском садике: всё это для кого-то – непримечательные природные явления, а для кого-то – флешбэк в оборвавшийся двадцать пять лет назад мир, мир – неподвластный времени и незыблемо дышащий в затылок на всём твоём жизненном пути.


Послесловие

Всякий раз, возвращаясь из Петербурга, меня преследует чувство чего-то незаконченного, как будто ушёл из кинотеатра, не дождавшись конца сеанса, или проснулся, не досмотрев сна. С годами я нашел ему объяснение: лишь на миг увиденный в 17 лет взрослый мир – без подросткового хамства, бестолковых и бессмысленных школьных занятий – сменился резко и безжалостно бешенным ритмом студенческих будней, чужим языком и сорокоградусной жарой.

Переход к взрослой жизни, сопровождаемый, как это часто бывает, сменой статуса – от худощавого «всезнайки» к студенческому «авторитету» – не произошёл. Вместо него пришли иврит, статус чужака и война… Авторитет, конечно, пришёл, но много лет позже, когда необходимость в нём была совсем не такой острой.

И вот теперь, четверть века спустя, я возвращаюсь в свой Ленинград – увидеть себя семнадцатилетнего. Я стою у своего дома на улице Декабристов и чувствую необъяснимый страх – отчего? Отчего мне сегодня страшно стоять на оживлённом перекрёстке у дома, где я родился и вырос?

От того, что вглядываясь сегодня в окна своей квартиры на четвёртом этаже, я неизменно вижу обшарпанную, пахнущую мочой парадную эпохи застоя, алкашей у стоящего на углу ларька и с содроганием жду окрика сзади: «Эй, пацан, сюда подойди!».

И мне страшно – как и когда-то в 80-м – заходить одному в маленький Писаревский садик; я всё жду, как откуда ни возьмись, налетит шпана и отнимет велосипед, а я один, и помощи ждать не от кого; впрочем, и поплакаться вечером тоже – некому…

И вот теперь, мне сорок два, и я стою у ледяной горки в Писаревском саду. Стою долго, один и чего-то жду. Чего? Я жду, чтобы пришёл страх. Я знаю, он придёт обязательно, липкой пеленой нахлынув, он вернёт меня в прошлое. И когда он придёт, я знаю, что не убегу, всхлипывая и волоча за собой велосипед с проколотыми шинами, а буду стоять, не двигаясь. А ещё я жду, что придут те двое, что прокололи шины, и я представляю, как первый из них упадёт со сломанной челюстью и как второй убежит, матерясь и прихрамывая… Я знаю, что они не придут, но всё равно жду…

Ничего не вернётся, я знаю. И детские переживания, и школьные победы и звёздочку октябрёнка-отличника я унесу с собой в могилу. Но в Ленинград я буду возвращаться всегда – как лекарство от хронического недуга всегда в моей аптечке, так и приезд в Ленинград – всегда в моих планах.